секретаршей, с которой ему не суждено быть вместе, учитывая его опасный образ жизни, и все отправляются на задержание.
В действительности же рядом с двумя невзрачными типами, которых я явно поторопилась назвать Боревичем и Коломбо, угнездилась на нескольких квадратных метрах совершенно бездарно допрашиваемая старая больная женщина, которая ничего не сделала и ни о чем не знала. Вот он, истинный образ окружающего мира. Во всяком случае, в тот день.
– Мы знаем, что вы его не убивали, – ответил на мой вопрос Боревич.
– Но если вы и дальше будете отказываться сотрудничать со следствием, нам придется начать думать по-другому, – прибавил Коломбо.
– Вам известно, чем руководствуется польская полиция?
– До сего дня я думала, что законами и справедливостью, но мне почему-то кажется, что у вас для меня сюрприз.
– Именно так. Я вас сейчас удивлю. Польская полиция руководствуется статистикой. Нам очень важна статистика. Общество хочет результатов. Оценивают нас по этим результатам. Но, видите ли, цифры не говорят, кто виновен, а кто нет. Они только показывают, сколько за отчетный период совершено преступлений и сколько человек задержано в связи с этими преступлениями. То же самое – и в прокуратуре. Вы понимаете, что это значит?.. Каждого прокурора оценивают по обвинительным приговорам. Если мы не найдем виновного, то результаты пострадают у всех, а нам этого не хочется. Понимаете? Может создаться положение, которого не хочет никто из нас, а именно: в совершении преступления обвинят человека, который является наиболее вероятным преступником потому, что на него указывает большинство улик. И этот человек – вы.
– Ничего удивительного, – подвела я итог его пространным умозаключениям.
– Ну что, мы договоримся? – Коломбо выпрямился в кресле и вперил в меня свой не слишком пронзительный взгляд.
Я не знала, что у него на уме, но хорошо понимала, что человек он конфликтный. Поскольку сварливость совершенно не в моем характере, я предпочла уступить этому нервному упрямцу. Такие, как он, норовят уцепиться за любую возможность устроить скандал. Отпускают язвительные замечания, чтобы спровоцировать собеседника, и пользуются сложившимся положением, чтобы вызвать конфликт. Они иначе жить не могут, а вот я так не могу. Я решила быть выше этого и заговорила:
– Прошу прощения, но у вас что-то между зубами застряло. Как будто петрушка. Вы петрушку сегодня ели?
– С меня хватит, – оборвал Коломбо и бросил Боревичу: – Ты знаешь, что надо из нее вытянуть.
Из-за того, что происходило в комиссариате, я чувствовала усталость и скуку. Я ничего не сказала. У меня иногда выдаются минуты, когда разговаривать не хочется. К счастью, такие минуты обычно быстро проходят. Мне обычно есть что сказать, и по большей части я говорю умные вещи. В отличие от других.
– Понимаете, в расследовании, которое ведет мой коллега, есть эпизод, который, возможно, имеет отношение к убийству вашего соседа. – Боревич прервал молчание, которое могло иметь непредвиденные последствия.
– Наконец-то вы сказали что-то интересное. Наверняка прокурор проявляет неудовольствие, – прокомментировала я.
– Именно.
– Вас, значит, за жабры взяли, – засмеялась я – но, конечно, невинно.
Коломбо вскочил так резко, что я даже испугалась. Злобно взглянул на меня и вышел, грохнув дверью.
– Не хотите помогать следствию, – оценил положение Боревич. – А не помогая следствию, вы вредите самой себе. Я ведь это уже объяснял, правда?
– Не преувеличивайте. Всем не угодишь. Между мной и вашим коллегой просто химии не возникло.
Боревич посмотрел на меня так, как смотрят на обожаемую собачку, когда, вернувшись домой, обнаруживают, что она изгрызла любимые туфли.
– Ну говорите, какие у вас проблемы и чем вам помочь. Я же не могу сидеть тут весь день. Я, например, есть хочу, а вы мне ничего не предложили.
– В последние несколько месяцев имели место четыре убийства. Все они достаточно схожи, чтобы можно было утверждать, что их совершил один и тот же преступник. К сожалению – профессионал. У нас на него ничего нет. Более того: мы ничего о нем не знаем.
– Значит, вы просто в жопе… Сейчас как-то так говорят, да?
Боревич молча проигнорировал мою осведомленность о лингвистических трендах и как ни в чем не бывало продолжил:
– Каждая жертва так или иначе связана с торговлей участками, зданиями и домами в центре Варшавы. Сделками поглощения занимались два связанных между собой адвокатских бюро.
– Извините, для меня это слишком сложно, – объявила я и потерла слипавшиеся глаза.
– Вчера я просматривал записи с камер видеонаблюдения, установленных на перекрестке неподалеку от вашего дома, – перебил Боревич. – Два дня назад возле дома крутилась группка мужчин, среди них был известный нам адвокат, который специализируется на праве собственности.
– Значит, надо было его арестовать. Это я тоже за вас должна делать?
– У нас на него ничего нет. Прикрывается требованиями конфиденциальности. Такой пройдоха, что пробы негде ставить, но нас интересуют убийства, а не махинации с недвижимостью. Первые убийства произошли в уединенных местах, – продолжал Боревич. – Чаще всего жертв похищали, пытали, а потом убивали, а останки сжигали. Вы что, уснули?
– Нет, что вы, – очнулась я. – Разумеется, я не сплю. Вы говорите, говорите. Посмотрели вы записи с камер, и что дальше?
Боревич разочарованно воззрился на меня. Достал из лежавшей на столе папки какие-то фотографии, разложил на столе. Сначала я подумала, что на них мясо, жареное мясо, и лишь через минуту скривилась от отвращения. Передо мной были искалеченные, обугленные человеческие останки.
– Вы зачем мне это показываете? Чтобы меня вырвало?
– Хочу, чтобы вы отдавали себе отчет в том, насколько все серьезно.
– А это что? – Я указала на одну фотографию. – Рекламное предложение из строительного магазина?
– Это орудия преступления.
– Молоток?
Боревич собрал фотографии и убрал их в папку.
– На этот раз все по-другому. Убийство впервые совершено в доме, где живут люди. Мы рассчитываем, что расследование сдвинется с места. Наверняка кто-нибудь что-нибудь видел. Следов могло остаться побольше.
– Ладно, – перебила я. – Скажем так, я все понимаю. Я только одного не понимаю. Зачем я вам понадобилась?
– Мы хотим установить, как подозреваемые могут быть связаны с вами или вашим покойным соседом. Может, вы или кто-нибудь из вашего окружения располагаете большими деньгами, участвуете в аукционах? Претендуете на недвижимость, на возврат имущества или, может быть, вы знакомы с кем-нибудь, кто владеет объектами недвижимости или земельными участками в Варшаве?
– Вы какие-то глупости говорите. Моя самая большая трата – это восемьдесят злотых на прошлой неделе в супермаркете.
– А вы не знаете, что было в пропавших документах, о которых вы вчера говорили?
– О, так вы решили отыскать украденные у меня вещи? Большое спасибо, я уже сама почти все нашла. Тоже